Поскольку в конце войны Даллес все еще верил, что Ноэль Филд является уважаемым патриотом, Эрика получила работу в качестве секретаря одного из сотрудников даллесовского штаба – оперативного работника Управления стратегических служб по имени Герхард ван Аркель. Вместе с ним она выехала из Швейцарии в штаб-квартиру Управления стратегических служб в Висбаденe (Германия). Позже она вместе с ван Аркелем переехала в Берлин, где тот занимался вопросами, связанными с германским рабочим движением, а она носила американскую военную форму и жила в штаб-квартире управления.

Связавшись с немецкими коммунистами, Эрика сообщила им о своей готовности следить за американцем, у которого работала. По непонятным бюрократическим мотивам, столь характерным для партийного аппарата, ей было сказано, что она должна оставить работу в Управлении стратегических служб, прежде чем станет членом партии. В результате Эрика ушла из управления и стала секретарем коммунистической фракции в парламенте одной из немецких земель, а в январе 1947 года она стала редактором немецкого коммунистического журнала «Виссен унд тат», и ее имя появилось на обложке.

Даллес, который активно использовал ее в Швейцарии во время войны, давно уже подозревал, что она является коммунистическим агентом. Но публичное признание ею своей коммунистической веры было для него плевком в лицо, последним унизительным ударом в «саге о Филдах», начавшейся после войны.

Что касается Эрики, то она обладала слишком независимым характером, чтобы смиренно носить ту тесную одежду, которую норовила напялить на нее коммунистическая организация. И она быстро начала ссориться со своими хозяевами. Дело усугубилось тем, что она влюбилась и решила выйти замуж за молодого американского капитана Боба Уоллаха и в 1948 году написала в германский ЦК о выходе из партии.

Из-за ее коммунистических настроений и несомненной враждебности Даллеса к ней Эрике отказали в разрешении на въезд в США, несмотря на то, что Боб был военнослужащим и американским гражданином. Для него оказалось невозможным даже получить работу в какой-нибудь из американских организаций в Европе. Причиной стала политическая ориентация его жены. В конце концов в соответствии с Биллем о правах военнослужащих он поступил в качестве студента в Сорбонну.

Весной 1950 года Эрика решила, что настало время сделать что-нибудь для Ноэля и Герты, которых она любила и перед которыми чувствовала себя в долгу. Она связалась со своим старым другом Лео Бауэром (потом он был членом политбюро) в Восточной Германии и попросила его прибыть во Франкфурт-на-Майне для встречи с ней. Скоро от Бауэра пришел ответ, где говорилось, что их встреча «очень важна», но он не может прибыть во Франкфурт.

Эрика немедленно пошла в американское консульство в Женеве, заявив, что она едет в Берлин, чтобы получить информацию о Ноэле. Консульство согласилось с ее планом. Ей было сказано, что ввиду важности выяснения деталей случившегося с этой семьей американское посольство готово оплатить проезд и расходы. Она отказалась от этого, поскольку принятие подобного предложения могло скомпрометировать ее. Поэтому же она решила уехать, не поставив консульство в известность о своих планах.

Но во время всей поездки ЦРУ сопутствовало ей, потому что и она была задействована в операции «Раскол» как человек, которого коммунисты должны посчитать за крупного агента.

Эрика попыталась связаться с Бауэром по телефону из Западного Берлина, но секретарь ответила ей, что он отсутствует. Она позвонила женщине, занимавшей высокий партийный пост. Та ответила, что не знает адреса Бауэра, который можно получить, лишь приехав в ЦК компартии в Восточном Берлине.

Заперев деньги и документы в ящике письменного стола в своем номере в отеле, Эрика просто села в поезд метро и уехала по ту сторону «железного занавеса». В здании ЦК часовой у входа сказал, что ничего не знаёт о Бауэре, но упомянул о съезде партии, проходившем в городе. Она направилась туда, надеясь, что Бауэр является одним из делегатов. Случайно она повстречала одного знакомого, он сказал ей, что Бауэр уехал в Тюрингию за больной женой и утром, вероятно, возвратится в Берлин. Эрика рассказывает:

«Я собралась возвратиться обратно в отель и… написать открытку мужу… о том, что, к сожалению, у меня ничего не вышло и я должна остаться здесь до понедельника. Я думала о том, как я ему об этом напишу, как вдруг услышала шаги за собой. Я поняла, что это конец. Я не оборачивалась. Но через мгновение кто-то просто положил руку мне на плечо и сказал: «Криминальная полиция. Будьте любезны пройти с нами».

Итак, вся семья ушла в небытие. Операция «Раскол» поглотила Филдов.

В той степени, в какой это касалось Вашингтона, то, что произошло с Филдом, не имело значения. Ему было суждено стать лишь средством для достижения цели, Он должен был дать доказательства, которые в конце концом дискредитируют некоторых крупных деятелей Восточной Европы: Владислава Гомулку из Польши – первого секретаря партии; Ласло Райка из Венгрии – министра внутренних дел; Трайчо Костова из Болгарии – заместителя премьер-министра и многих других. Все они были коммунистами, твердыми и бескомпромиссными. Однако они считали, что Россия должна быть их союзником, а не хозяином. Они считали, что торговые переговоры между ними и русскими должны быть настоящими переговорами, а не простым согласием с советскими требованиями. Они считали, что им должно быть разрешено торговать с Западом в целях восстановления разрушенной экономики, Хотя они заявляли о поддержке принципов марксизма-ленинизма, они хотели приспособить коммунизм к специфическим нуждам своих стран и народов. Они были готовы стать союзниками Москвы и даже более того, но не колониями. В лучшем случае они были патриотами, в худшем – полагали, что не могут политически выжить, если сталинизму в его чистом виде будет разрешено диктовать, по какому пути должны развиваться их страны.

Именно по этим причинам Аллеи Даллес и ого коллеги разработали мероприятия с целью их уничтожения. Их модель коммунизма, которая, например, в случае с Польшей все еще позволяла крестьянам обладать землей, имела определенную привлекательность для класса земледельцев и могла быть переносимой интеллектуалами. Лишь средний класс и старая аристократия сочли бы ее неприемлемой; но средний класс или исчез, или принял бы ее, а аристократия давно дискредитировала себя как политическая сила. Цель Даллеса состояла в том, чтобы показать коммунизм таким ужасным, как он сам его себе представлял. Коммунисты-националисты делали коммунизм приемлемым для народа, и поэтому они подлежали устранению.

Первый шаг сделан. Люди, которые впоследствии скомпрометируют коммунистов-националистов, арестованы. Генерал-лейтенант Белкин доложил, что Венгрия – центр заговора, представляющего собой попытку вырвать Восточную Европу из-под влияния Советского Союза. Сталин согласился с анализом Белкина. Конечно, сердцевина заговора – в Венгрии, учитывая, что она имела целую дивизию Ракоши во время гражданской войны и Испании – целую армию людей, знавших Ноэля Филда. Эти люди работали вместе и во время послевоенных переговоров с Москвой отстаивали венгерский путь к коммунизму с такой настойчивостью, что это с самого начала выглядело подозрительным. Матьяш Ракоши, первый секретарь Венгерской компартии и председатель совета министров, попросил чехов, по приказу самого Сталина, осуществить арест Ноэля Филда. Первоначально чехи отказались. Ракоши связывал Филда с известным довоенным коммунистом адвокатом д-ром Гезой Павликом (позднее директор чехословацкого бюро путешествий). Но чешское партийное руководство уважало и любило Павлика. Он был известен как хороший приятель Ноэля Филда и был ответственным за деятельность комиссии унитарной службы помощи в Чехословакии после войны. В частности, он посылал периодические доклады о социальных и экономических условиях в районах, нуждающихся в помощи. Однако он согласовывал эти доклады с партийным руководством, которое поддерживало его деятельность. Более того, на партийное руководство в Чехословакии не произвели особого впечатления обвинения против Ноэля Филда. Проведенное ими несколько месяцев назад собственное расследование говорило о том, что если Филд и был американским агентом, то не слишком опасным; они не желали ставить под угрозу международный престиж Чехословакии, заманив Филда в Прагу, чтобы арестовать его там.